В тот же день под конвоем в двухэтажный особняк на Пречистенке были доставлены еще три человека, только что освобожденных из лагерей и тюрьмы. Все – бывшие работники Генерального штаба: один генерал и два полковника, танкист и летчик. Делорэ, знакомый с каждым лично, радостно изрек старорежимное: «В нашем полку прибыло». Затем приказал новоприбывшим командирам привести себя в порядок – отмыться, подстричься, побриться, вывести вшей и подогнать обмундирование – и отправиться спать до 21 часа сегодняшнего дня. Ночь предстояла бессонная.
Беседа Делорэ и Суровцева с генералом Шиловским, назначенным Шапошниковым координатором особой группы, грозила окончиться, едва начавшись.
– Вы люди образованные. Потому ваньку валять я перед вами не собираюсь. Мобилизационные планы, по которым в течение этих месяцев должны действовать наши части, практически сорваны. По сути дела, они не были до конца доработаны, – неожиданно для присутствующих проговорил Шиловский.
Оба генерала были удивлены заявлением Шиловского.
– Чтобы упростить понимание вопроса, – продолжал Шиловский, – должен вам сообщить, что лично я и мои подчиненные накануне немецкого вторжения работали над другим мобилизационным планом. До войск он не доводился. Но кое-какие мероприятия были проведены. Вы люди не только образованные, но и умные. Потому будет лишним говорить вам, что эта информация составляет государственную тайну со всеми вытекающими из этого выводами...
Более экспрессивный, нежели Суровцев, Делорэ хотел было задать вопрос, но так и замер с открытым ртом. Едва привстав со стула, он опустился на него обратно.
Воцарилось тревожное и тягостное молчание. Предоставив своим подчиненным время на размышления, Шиловский отошел к зарешеченному окну. В целом мысли у обоих генералов – и у бывшего белогвардейского, и у бывшего советского – были схожи. Евгений Александрович Шиловский целиком не озвучил сведения, содержавшие высшую – даже не военную, а государственную, – тайну, предоставив слушателям самим додумать недосказанное.
Они и думали. Обоим было ясно, что так не бывает и ни при каких условиях не должно быть, чтобы войска были дезорганизованы по причинам, зависящим от работы Генерального штаба. Но именно это сейчас и происходило на всех фронтах. И Суровцев и Делорэ – Суровцев даже быстрее – поняли, над каким мобпланом работал Шиловский и его подчиненные. В основе этого плана была наступательная доктрина. И вероятно, война застала страну в том положении, когда руководство так и не решило, что должно делать: наступать или обороняться. И вероятно, как это не раз случалось в России, правая рука не ведала, что творит левая. Общая неготовность к войне диктовала перевооружение армии в условиях обороны, а неизбежность этой войны требовала решительных действий обороны активной. И получалось, что, с одной стороны, войска отводились на оборонительные рубежи, не готовые к собственно обороне, а с другой – аэродромы выносились к самой границе, боеприпасы, снаряжение, топливо размещались не в склады и хранилища, а выгружались прямо вдоль дорог, что, конечно, допускается, но только при готовящемся наступлении. И не надо было объяснять двум боевым генералам, что творилось сейчас в войсках и что попало в руки неприятеля с первых дней боев! Они живо представляли, как командиры дивизий, корпусов, армий вскрывали пакеты с приказами, которые невозможно было выполнить. В этих приказах указывались рубежи развертывания, которые были в глубоком тылу наступающего противника. В секретных инструкциях указывались части, с которыми предстояло взаимодействовать, но которые уже были разгромлены.
Полководцы Великой Отечественной войны, начавшие ее в должностях командиров полков, дивизий и армий и закончившие командующими фронтами, – величайшие полководцы! Опуская их методы, их стиль ведения войны, необходимо это сказать четко! Советское военное искусство условно делилось на три составляющих: стратегия, тактика, оперативное искусство. Именно наличие третьей составляющей на тот момент отличало военное искусство ВС СССР от буржуазных армий, признававших хрестоматийность стратегии и тактики и отвергавших оперативное искусство, которое и делает военное искусство искусством, а не наукой. В этой связи нелишне напомнить, что местность, на которой развиваются военные действия, называется театром военных действий.
Сейчас на всем пространстве фронта от Черного моря до моря Баренцева именно командиры, поставленные высшим руководством в невыносимое положение, вместе со своими солдатами в тяжелейших боях изматывали зарвавшегося агрессора. А точнее сказать, солдаты под руководством командиров, способных принимать решения, действующих оперативно и согласно сложившейся обстановке, которая, как известно, на войне меняется ежесекундно. Но был и откровенный «драп» – трусость, нерешительность из-за дезориентации и неумения командиров мыслить и действовать оперативно. А паники и бегства не могло не быть при таком положении дел.
Шиловский ясно дал понять, что он занимался разработкой плана наступления. Имел этот план и свое кодовое название – «Гроза». Само собой разумеется, такими делами не занимаются без конкретного приказа на самом высшем уровне. Скажи такую вещь рядовому гражданину Страны Советов! Это вызовет всю гамму отрицательных чувств – от искреннего негодования и возмущения до обвинений в клевете и очернительстве. Суровцев и Делорэ были профессионалами и прекрасно знали, что Генеральный штаб – на то он и Генеральный – должен рассматривать несколько вариантов развития событий, хотя бы гипотетически, и что профессионализм невозможен без наличия цинизма. Оба недавних арестанта понимали, в каких условиях сейчас находятся воюющие войска, и обдумывали действия, которые нужно предпринять сегодня, чтобы овладеть ситуацией. Каждый для себя стал мысленно составлять план работы в самое ближайшее время. Уже сегодняшние вечер и ночь предстояли напряженные. По крайней мере они осознали главное: речь идет о жизни и смерти государства.