След грифона - Страница 52

Казаки, отлученные приказом Пепеляева от своих коней, нехотя потянулись к передовому окопу.

– Подвиньтесь, кроты сибирские! Казаки воевать пришли! – подходя к пехотинцам, выкрикнул молоденький казак.

Если солдаты из состава пехотной полуроты с недоумением и обидой оглядывались на подходивших казаков, то пешие разведчики из команды Пепеляева с задором и интересом рассматривали забайкальцев.

– Эх, мать их в прорубь! Это где же нам столько баб отыскать, чтоб казачки повоевали, – с охотой огрызнулся кто-то из пепеляевцев. – Вы чего сюды пришли? Отдыхали бы в тылу, станичники. У нас тута тяжелая мужицкая работа. Это не кобылам хвосты крутить.

– И не немок с польками щупать, – вступил в разговор еще один пепеляевец. – Шли бы вы отсель. Немец-то, он вблизи жуть какой страшный. И усы у него побольше ваших растут, – указывая на юношеские усы разговорчивого казака, продолжил он.

Раздались смешки. Люди, которым предстояло сегодня воевать и умирать, с готовностью были рады позубоскалить в адрес друг друга, чтоб отвлечься от унылых мыслей, но находящийся вблизи сотник Урманов строго бросил молодому казаку:

– Ну ты, суслик забайкальский, язык попридержи. Казак, ядреный лапоть!

Довольные справедливостью сотника пехотинцы и старшие казаки дружно посмеялись над зарвавшимся казаком, покрасневшим от смущения как девица.

Из штаба полка прискакал посыльный унтер-офицер с пакетом. Пепеляев расписался в получении. Посыльный собрался было отправиться в обратный путь, но был грубо остановлен штабс-капитаном:

– Куда? Ну-ка стоять, любезный!

– Ваше благородие, мне приказано вернуться, как только передам пакет.

– Я знаю, что вам, штабным, на передовой говном пахнет. А мое донесение ты передать не желаешь?

– Виноват. Пишите. Я передам.

– Некогда мне писать, на словах передашь. Да погоди! Прежде дай приказ прочесть.

Он вскрыл конверт. Ему приказывали переподчинить себе четыре команды конных разведчиков 11-й Сибирской стрелковой дивизии, что он уже сделал и без приказа. Затем следовало отступать из Клетища. Соседняя деревня Боровая, по словам приказа, была уже сдана. Ну как же она сдана, когда он своими ушами слышит шум боя в Боровой, думал офицер. Насколько ему было известно, там сейчас обороняются части другого полка дивизии. Вероятно, в штабе просто не располагают сведениями о положении дел. И потом, что значит – отступать без боя? Формально, имея на руках письменный приказ, он должен отступить, но здравый смысл говорит, что ему приказывают просто бежать. А поскольку бегство на войне всегда преступно, ни о каком отступлении речь не может идти. Тем более автор приказа не удосужился даже указать, куда ему отступать.

– Вот что, братец, – после короткого раздумья заговорил Пепеляев, – передашь на словах начальнику штаба полка или командиру, что Боровая не сдана. Там сейчас идет бой. Скажешь, что я прошу пулеметов. И еще прошу... – Тут он выругался, да так мастерски, что посыльный с восхищением посмотрел на штабс-капитана. – Придется все же писать, кол им в грызло! – закончил штабс-капитан длинную фразу.

Пепеляев, несколько раз меняя сломанные карандаши, с горем пополам написал донесение. Он просил командование усилить его пулеметным взводом и организовать артиллерийский налет на берег Немана, где, по его расчетам, сейчас сосредоточивается немецкий батальон. Просил прислать санитаров, понимая, что будут раненые, а у него ни одного санитара в наличии нет.

Едва он закончил писать, как с опушки леса раздалась беспорядочная стрельба.

– Все. Давай скачи! Главное – доложи, что буду отступать, но только не раньше вечера. Дуй отсюда, – бросил он посыльному и вместе со своим вестовым Гладневым побежал к своим солдатам.

– Прекратить огонь! – донеслась до него команда Урманова.

Вторя ему, с другой стороны кричал командир полуроты поручик Ниткин:

– Не стрелять без команды, черти чубатые!

Когда Пепеляев вместе с ординарцем спрыгнул в окоп, он понял, что причиной беспорядочной стрельбы были казаки. Ловкие и умелые в конном строю, спешившись, они иногда терялись и чувствовали себя, что называется, не в своей тарелке. Они попросту испугались. В то время все чаще и чаще возникала необходимость использовать конных казаков в пешем строю как пластунские части. Пепеляев взглядом отыскал Урманова, находившегося в нескольких метрах от него. Погрозил тому кулаком. Урманов ничего не ответил, но, натянув на глаза фуражку с желтым околышем забайкальских казаков, принялся на чем свет стоит костерить своих подчиненных. А испугаться было отчего. Все пространство от крутого правого берега Немана до рощи, на краю которой занял оборону отряд Пепеляева, заполняли неприятельские цепи. По мере продвижения за их спиной на крутой откос поднимались новые. Действия немцев можно было бы демонстрировать как показательные в применении нового боевого порядка того времени – «волны цепей». Только отсутствие рассыпного строя разведчиков и чистильщиков окопов нарушало классическое построение. В остальном неприятель строго следовал букве устава. За двумя передними полными цепями шла цепь неполная, ведомая командиром батальона. Затем опять две полных и несколько пулеметных расчетов со станковыми пулеметами позади порядка. Пулеметы в наступлении в то время почти не применяли и основное их предназначение при наступлении сводилось к обеспечению отхода своих частей в случае неудачи. По едва заметному разрыву в порядках наступающих, а также по количеству солдат и пулеметов штабс-капитан определил силы неприятеля двумя пехотными батальонами трехротного состава. Численный перевес противника был более чем шестикратный. Еще утром, не ожидая ничего хорошего, Пепеляев целый час потратил на организацию огня своих пулеметчиков. Два пулемета недалеко друг от друга он разместил в центре, а еще два – по флангам. Первыми номерами станковых пулеметов «максим» он поставил своих разведчиков, указав им, где в построении немцев нужно искать командиров подразделений, и объяснил, как взаимодействовать огнем между собой. Как всегда перед боем, страх он вытеснял решительностью. Будь то мальчишеская драка в родном и разгульном во многих своих районах Томске или многочисленные бои Первой мировой, в которых участвовал, он всегда действовал энергично и смело.