След грифона - Страница 80

Выйдя из чайной, он еще раз взглянул на изуродованную статую крылатой Немезиды с кулаком и мечом и свернул в одну из улочек. Нашел знакомый магазинчик. Купил бутылку водки и небольшого вяленого подлещика. Сунув поллитровку во внутренний карман пиджака, а подлещика в карман широких брюк, опять проходя мимо чайной, подумал о буфетчице. Не эту женщину он хотел бы сегодня видеть, но та, которая все утро и весь сегодняшний день занимала его мысли, при всей географической близости была далека и недоступна. «Об Алине лучше не думать», – решил он.

Он прошел мимо макушинского Дома науки. За тридцать лет существования этого дома чего только в нем не находилось! Науку в нем, представленную женскими курсами, сменили военнопленные чехи, затем отделение Академии Генерального штаба, потом снова казармы, уже красных солдат-интернационалистов. Сейчас в нем был какой-то техникум. А в скверике рядом нашел свой последний приют сам Петр Макушин – книгоиздатель и просветитель, главный строитель Дома науки. Соткин через Суровцева был знаком со стариком, на чьей надгробной плите высечены слова: «Ни одного неграмотного». Креста на могиле не было. На некоем подобии фонарного столба сейчас горела тусклая лампочка. «Хрен-то с таким светом нашу неграмотность осветишь», – подумал Соткин.

Не останавливаясь, он прошел мимо могилы. Путь его лежал к другим, многочисленным покойникам. Остаток дня он собирался пересидеть на кладбище, посчитав его самым спокойным местом в городе. Кладбище было неподалеку. Миновав многочисленные разграбленные купеческие семейные склепы и могилы с тяжелыми надгробиями, он нашел скромную мещанскую могилку со столиком. Поставил на столик бутылку, расстелил газету, положил на нее подлещика.

– Стаканчик не нужно? – услышал он вкрадчивый голос за спиной.

Обернувшись на голос, он увидел старуху с испитым морщинистым лицом и с маленькими хищными глазами, впившуюся своим цепким взглядом в поллитровку. Крестясь, женщина приблизилась:

– Матушку пришел навестить, соколик?

Соткин бросил взгляд на дату смерти на деревянном крестике.

– Бабушку, – не моргнув глазом соврал он. – Помяни со мной рабу Божью.

– Пелагеюшку, – подсказала старушка.

«Принес тебя черт на мою голову», – подумал Соткин. Он взял из руки старушки стеклянную семидесятиграммовую стопку. Посмотрел на дно.

– Чистенькая, соколик. Чистенькая стопочка. А водочка, она еще больше очистит. Водочка, она сладенькая при всей горечи своей. Ты налей, не поскупись. А я уж отойду потом, помолюсь за бабушку твою. Я покойницу-то знала. Хорошая тетушка была. Смиренной покойница была, упокой Господи душу ее кроткую!

Нужно отдать должное этой старушке. Надоедать своим присутствием Соткину она все же не собиралась. Не поморщившись, она выпила стопку водки, закусила ее одной из двух карамелек, вынутых ею из небольшой наплечной сумы. Другую карамельку положила на столик рядом с рыбой. Угостила.

– Ну вот и хорошо, вот так-то оно и ладненько. Спасибо, соколик, что не пожадничал водочки. А я уж помолюсь. А стопочку и бутылочку ты уж вот тут у могилки оставь. Я не сегодня, так завтра утречком заберу, – проговорила она и исчезла, точно растворилась среди заросших деревьями могил.

Соткин выпил водки, зажевал ломтиком рыбы. Закурил папиросу. В который раз за последние годы стал размышлять: «Как жить дальше? Казалось бы, чего проще? Живи себе да живи! Ан нет. Простой жизни никак не получается. Умереть просто – это пожалуйста. Это в любой день и в любой час». В который раз он пытался определить тот день в своей жизни, который оказался решающим во всей его судьбе. Все же, наверное, это было его офицерство. Прав был его фронтовой друг Георгий Жуков...

Во время Брусиловского прорыва, в 1916 году, Мирк-Суровцев завел с ними речь о поступлении в военное училище, куда он рекомендовал поступать Жукову и Соткину. Три класса церковно-приходской школы с похвальным листом по окончании и полный курс городского училища у Жукова, а также полный курс реального училища у Соткина делали их потенциальными курсантами офицерских курсов или военного училища. Соткин уже дал свое согласие на учебу. Жуков же не сказал ни «да» ни «нет», но в разговоре с Соткиным не преминул заметить:

– Серьезно учить, один черт, не будут! А выйдем в офицеры, так и от солдат оторвемся, и в офицерский круг не войдем. Я так не хочу. Потом, говорят, училище сейчас вроде нашей учебной команды, только что погоны юнкерские. А попадется какой-нибудь дятел вроде нашего Бородавко?

Младший унтер-офицер Бородавко был первым командиром у приятелей. Еще до учебной команды в городе Изюм. Он буквально преследовал и Жукова и Соткина как «грамотеев» и «слишком умных». Мало того что они не вылезали у него из нарядов, так и под шашкой стояли почти ежедневно, и унтерского кулака тоже отведали. Зубы выбивать было у Бородавко любимым занятием, что он и пытался проделать с обоими новобранцами. Кончилось это для Бородавко плачевно. Он недооценил «грамотеев», полагая, что «слишком умные» не смогут постоять за себя. Соткин с Жуковым подкараулили Бородавко в темном углу и устроили ему «темную», набросив на голову обидчика лошадиную попону и избив его до полусмерти. Возьмись начальство серьезно расследовать это происшествие, и пошли бы приятели под военно-полевой суд. Но «слишком умные» предполагали, что начальство не захочет раздувать дело. Так оно и получилось. Избитого и посрамленного Бородавко перевели в другой эскадрон.

От солдат оторвался, а в настоящие офицеры все равно не вышел, продолжал размышлять Александр Александрович. Да и какой он офицер. Вот Мирк – офицер. Его хоть в нищего переодень – все равно их благородие из каждого грязного рукава торчать будет. Хотя Мирк-Суровцев тоже, если ему приспичит, и нищим прикинуться может. Ему, Соткину, не составило большого труда перекинуться в солдатское обличье. А их благородий стреляли сразу после Гражданской сотнями тысяч из-за того только, что развернутые офицерские плечи и осанку было за версту видно, что бы они с собой ни делали и во что бы ни рядились. Оно и понятно: кадетский корпус, военное училище да еще и академия. Все время в мундире да в строю. Вот и могли поставить на погон наполовину наполненный водой или водкой стакан и пройтись с ним на плече как ни в чем не бывало. Нынешние командиры все равно не такие. Взять того же Жукова!