– Ася, – неожиданно громко для себя и для моряка представилась она.
– Что-то и вправду есть в тебе мелкопоместное и мелкодворянское. Тургеневское что-то. Действительно Ася.
Она в очередной раз поразилась начитанности этого моряка. Но прежде всего поразило это странное сочетание несовместимого. С одной стороны, он был явно не глупым человеком, но с другой стороны, манеры его были именно матросские – простоватые, грубоватые, широкие, как клеш матросских брюк.
Но он как-то очень естественно, за минуту разговора, приучил ее к обращению на ты, которое могло покоробить любую барышню того времени. Почему-то из его уст это не звучало грубо. Они весь вечер бродили по весеннему Томску. Ася еще и еще раз убеждалась, что моряк не только хорош собой, но и умен и начитан. Как выяснилось, он окончил только пять классов гимназии, а остальное, как он выразился, «добирал сам». И это Ася тоже поняла. Ей нравилось, что он внимательно слушает ее. Если на работе она обучала детей и подростков, то сегодня неожиданно для себя получила взрослого благодарного ученика. Знания Железнова носили бессистемный характер, и если сравнивать с Сергеем... «Опять Сергей!» Ася, не понимая почему, снова разозлилась на Суровцева. И тут же устыдилась сама себя. Она гуляет по Томску с абсолютно незнакомым молодым человеком, да еще и с матросом, правда, не под руку, как с кавалером, но все равно гуляет. А Сергей, может быть, сейчас в опасности. А вдруг он ранен? А вдруг он... Она заспешила домой:
– Мне пора.
– Проводить тебя ты мне, конечно, не разрешаешь?
– Знаете, Павел, – опять перешла на вы Ася, – я думаю, мы и так позволили себе достаточно много революционного за сегодняшний вечер.
– А что может быть прекраснее любви и революции?
– Не провожай меня, – неожиданно для себя сказала Ася и, резко повернувшись, быстро пошла прочь.
Железнов стоял и любовался стройной фигурой девушки, которая уходила от него, но которая обязательно вернется, он был уверен. А потом вдруг пронзительно, по-матросски засвистел и громко, на всю улицу, так что шарахнулись в сторону и без того испуганные его свистом извозчики и лошади, закричал:
– Ре-во-лю-ция! Любовь!
Ася оглянулась. Железнов сорвал с головы бескозырку и помахал ею в разные стороны, так, как машут матросы, прощаясь с родным берегом. Это в его понимании значило, что они обязательно скоро встретятся.
Они и встречались. После лекций в университете Железнов провожал Асю домой. Что-то невообразимое творилось в душе молодой женщины. Как это бывает в юности, она не могла отделить любовь от влюбленности. Отсутствие житейского опыта добавляло смятения в душе. Она, казалось, любила Сергея, но она знала его, он был ей понятен. Железнов же увлекал ее именно своей непонятностью. Он был совсем из другого, незнакомого ей мира. Но главным было то, что она впервые в жизни ощутила свою власть над мужчиной. Ощутила ту пресловутую женскую силу, секрет которой в слабости и незащищенности женщины и которая единственная способна сломить даже самого сильного. Она ощутила свою власть над Железновым. Это было неожиданно, и это ей нравилось. Такой власти над Суровцевым она не имела. Подсознательно она уже делала выбор в пользу более послушного ей Железнова. Ей становилось не важным то, что она его мало знает. Важным было то, что она может влиять на его поступки и действия, тогда как Суровцев был ей неподвластен. А значит, девушке пришлось бы или целиком довериться Сергею, что противоречило ее характеру, или же конфликтовать с ним, что тоже было не в характере Аси. Но решать все вдвоем, как было до сих пор, становилось невозможным. Да и как довериться человеку, у которого на первом месте непонятный ее уму и сердцу долг Отечеству и честь офицера. Она все же была купеческой дочкой с достаточно практичным умом. Ей даже стало казаться, что Суровцев ее не любит. И разве он стал бы прислушиваться к ее мнению, если б разговор коснулся, например, его службы?
У Железнова закончился отпуск по ранению. Стоило Асе просто высказать свое мнение о том, что ему, при нынешнем развале армии и флота, нет смысла возвращаться по месту службы, и он остался в Томске. Остался. И в этом была своя правда. Сплошным, непрерываемым потоком из развалившейся русской армии возвращались солдаты. Их и дезертирами-то язык не поворачивался назвать. Отречение царя освободило их от присяги – это во-первых. Во-вторых, слишком много стало желающих подвести их под присягу новую.
Без жарких объятий, без единого поцелуя между Асей и Павлом Железновым установилась близость влюбленных. Чувство вины перед Сергеем не давало ей покоя. Она безмерно была благодарна ему. Не будь Сережи, она, наверное, так и осталась бы на всю жизнь если не немой, то заикой. Страшно было даже вспоминать, как это было жутко и непреодолимо.
Томск был губернским, но все же небольшим городом. Многие видели Асю и Железнова вместе. Услужливо одни рассказали купцу Кураеву о странных прогулках его дочери с каким-то, страшно сказать, матросом. Другие не преминули высказать свое мнение тетушкам Сергея об их предполагаемой невестке. Пепеляевы также узнали о встречах Аси и Железнова. И все это только подтолкнуло едва влюбленных молодых людей в объятия друг друга. И первый их жаркий и страстный поцелуй сделал их одним целым, отделив от остального, враждебного к ним мира.
– Вот что, доченька, – сердито выговаривал дочери Тимофей Прокопьевич Кураев, – по большому счету мне все равно, кто будет отцом моих внуков. Ты не глупа и, думаю, способна выбрать достойного мужа. Но меня беспокоит другое... Будущее моих внуков. Сергей, на мой взгляд, не лучшая кандидатура в мужья, но он мне хотя бы понятен. А чего ожидать от какого-то матроса?